Затаив дыхание, Торак осторожно миновал столбик, стараясь ни в коем случае его не касаться. Волк последовал за ним, хотя вся шерсть у него на загривке встала дыбом. И, стоило им миновать столбик, тростники зашелестели еще яростнее, а неприятное гудение в ушах стало почти оглушительным.

Наконец впереди завиднелся поворот, но там под охраной мощного камыша с тяжелыми султанами-дубинками стояли целых тритаких же магических столба с зелеными глиняными головами! Их белые глаза-раковины неотрывно смотрели на Торака.

Что-то скользнуло по щеке. Он смахнул это, не глядя, и мостки под ним сразу же сильно закачались. Только в это мгновение он увидел, что мостки здесь кончаются, что дальний их конец ни к чему не прикреплен, а свободно плавает на воде. Торак покачнулся, чуть не упал, но все же выпрямился и попятился назад, к Волку, который коротко предупреждающе тявкнул, тоже чуть не свалившись в воду.

Дрожа, они прижались друг к другу, а вокруг сердито шелестели тростники.

— Чего вы от нас хотите? — крикнул Торак.

Тростники тут же перестали шелестеть, и это было еще хуже. Эх, не стоило ему кричать!

Он хотел пойти дальше, но сделал шаг — и затаил дыхание.

Магические столбики исчезли.

И заросли вокруг тоже выглядели иначе. Теперь это были не камыши с плотными коричневыми головками, похожими на дубинки, а те пепельно-серые тростники с пышными пурпурными султанами на макушке!

Торака пробрал озноб: он догадывался, что это значит. Исчезли вовсе не столбики, исчез сам проход в тростниках. Пока он пытался сохранить равновесие и не свалиться в воду, нектопереложил бревна, и теперь проход вел совсем в другом направлении.

Впервые с того момента, как он решился войти в эти заросли, ему пришло в голову, что нужно вернуться назад. Но он отчего-то не мог этого сделать, и ему стало страшно. Его мысли больше ему не принадлежали, он уже не мог распоряжаться собой. Видно, проклятый туман как-то просочился ему в голову, и теперь, в этом невероятном мире, который нельзя было считать ни землей, ни водой, он, Торак, быстро терял даже собственное «я».

Волк потыкался носом ему в ляжку и тоненько присвистнул. Торак посмотрел на него и нахмурился. Волк явно пытался что-то ему сказать, вот только он ничего не понимал!Он, Торак, который чуть ли не с рождения умел понимать волчий язык, не мог понять Волка!

Спотыкаясь, он брел по мосткам дальше, и Волк покорно следовал за ним.

Они прошли совсем немного, и мостки раздвоились. У начала каждого прохода стоял сторожевой столбик. У левого — зеленая глиняная голова была снесена напрочь; у правого — голова имелась, но глаза-раковины были выковыряны, и на зеленом лице зияли слепые черные ямы, а «лоб» был перевязан старой, сброшенной кожей гадюки. И к этой кожаной полоске костяной иголкой было приколото крошечное сморщенное сердечко.

Сешру, Повелительница Змей!

Торак почувствовал, как с виска на щеку стекает ручеек холодного пота, и стер его.

За спиной у него что-то зашуршало и тут же исчезло в тростниках, но он успел это заметить. Оно было там, в зарослях. Среди листьев виднелись белые глаза.

— Кто там? — шепотом спросил Торак.

Глаза моргнули, исчезли и снова появились — уже по другую сторону мостков: бело-голубые, мерцающие, как пламя.

— Кто там? — снова прошептал Торак.

Глаза горели повсюду вокруг него. Монотонное гудение превратилось в оглушительный вой.

Всхлипнув, Торак бросился бежать по ближайшему проходу — куда указывал столбик с гадючьей кожей. Но успел сделать всего несколько шагов. Бревно под ним вздрогнуло, покачнулось и, точно живое, сбросило его с себя. Мутные воды Озера сомкнулись у него над головой.

Торак опускался на дно, тщетно цепляясь за тростники, за мостки, за все, что попадалось под руку, но найти опору не мог и кружил в воде, не в силах отличить верх от дна.

Послышался всплеск, и в туче пузырьков воздуха Торак увидел Волка, который прыгнул в воду следом за ним. Мощные волчьи лапы с силой разгребали воду, и Торак отчаянно рванулся к ним — но Волк уже исчез.

«Волк!» — мысленно вскричал Торак. Но Волк не вернулся.

А Торак в полном отчаянии все плыл куда-то, огибая скользкие стебли тростников.

И вдруг никаких тростников вокруг не осталось; вода стала совершенно ледяной, и, оглядевшись, Торак понял, что под ним бездонные темные глубины Озера.

Глава пятнадцатая

Торак очнулся, почувствовав, что по его лицу проползло нечто холодное.

Его передернуло. Он вскочил и успел заметить чешуйчатый хвост змеи, исчезающий в густой траве.

Оказывается, он лежал на куче подгнивших сосновых игл на опушке какого-то молчаливого леска. Ниже виднелся пологий берег, покрытый черной как уголь галькой, а дальше — суровые воды Озера.

Как же он сюда попал? Странно, но он ничего не помнил.

Над камнями свистел пронизывающий восточный ветер, и у Торака зуб на зуб не попадал от холода в насквозь мокрой и грязной одежде. В ушах у него по-прежнему звучал монотонный гул, и страшно хотелось есть. И ему было очень плохо без Волка, но завыть он не решался. Да, собственно, он даже и не был уверен, что сумеет завыть, как надо.

Туман рассеялся, но пепельная дымка, все еще висевшая над Озером, лишала солнечные лучи тепла. На южном конце черного галечного пляжа стояли на страже тростники. Озеро расстилалось до самого горизонта, мрачное, исполненное молчаливой угрозы.

Торак сделал несколько шагов. Сосновые иглы лежали вдоль берега широкими валами, словно их намыло во время мощного наводнения. И деревья, как с ужасом заметил Торак, словно отворачиваясь, отступали от этого Озера подальше.

И он побежал в Лес.

Но здесь не пела ни одна птица, да и деревья смотрели на него сурово. Он отыскал ручеек с мутной водой и напился, потом обнаружил несколько сморщенных ягод брусники, оставшихся с прошлой осени, и проглотил их. В грязи у воды он заметил следы: кто-то старательно заметал их хвостом, и он нахмурился. Ему был знаком зверь, оставивший эти следы, но он никак не мог вспомнить, как же этот зверь называется. Вот что пугало его больше всего. Ведь когда-то он знал в Лесу каждое живое существо!

«Интересно, — думал Торак, — как же мне тут выжить?» У него не было ни спального мешка, ни лука, ни стрел, ни запаса еды. Только топор, нож, полупустой рожок с охрой и трутница, промокшая насквозь. И он, похоже, позабыл, как охотиться.

Поднявшись на какой-то холм, Торак вышел к маленькому озерцу. Дул ветер, светило солнце, больно слепя глаза, в ушах болезненно звенело от неумолчного кваканья лягушек. Торак неловко попятился обратно под деревья, но они почему-то стали сдирать с него одежду и царапать лицо. Значит, даже Лес теперь против него…

Лесок кончился, и Торак снова оказался перед зарослями тростника. Он побрел вдоль опушки Леса на север, пока не вышел к месту, где тростники образовывали довольно узкую полоску, не шире полета стрелы.

А за ними высилась гранитная скала. Эта скала прямо-таки манила к себе. Она была очень красива; из каждой ее трещины прорастали бесчисленные рябинки и кусты можжевельника; сверху обрушивались струи водопада, и в клубах водяной пыли трепетали зеленые папоротники и орхидеи. Над самим водопадом с криками носились ласточки, кружили вороны, а по другую его сторону Торак разглядел резные изображения рыбы, лося и людей, высеченные в скале с помощью зубила и молотка и раскрашенные зеленой глиной. Торак догадался, что этот водопад нисходит со знаменитого целебного источника, которым так гордится племя Выдры. Ах, если б суметь до него добраться!..

Затрепетали тростники, словно предупреждая: нет, тебе лучше вернуться!

Солнце начинало садиться, тропа постепенно сворачивала к югу, и Торак снова вышел на берег Озера, на тот же черный галечный пляж с кучами слежавшихся сосновых игл.

И тут он наконец резко остановился. Как же так? Значит, он вернулся на то же место, с которого начал свой путь?